Двенадцать ворот Бухары - Страница 33

Но Оим Шо вовсе не была счастлива: ни почет, ни богатство эмира не радовали ее.

Сначала она целые дни плакала и сокрушалась. Ее поэтическая натура не мирилась с жизнью, которая ее теперь окружала. С малых лет она привыкла к нежности родителей, воспитывалась на тонких стихах Низами, Саади, Хафиза, и весь быт гарема, все порядки и правила дворцовой жизни казались ей грубыми. Ее сердце жаждало нежной любви, красивых слов, она постоянно мечтала и ждала чего-то. Она считала себя Ширин и искала Фархада, воображала себя Лейли и ждала Меджнуна. С детства строила воздушные замки, а теперь все они были разрушены, все было сметено, ей приходилось покоряться воле эмира.

Часто, проливая слезы, она бранила тетушку Анбар, но и это не приносило ей утешения, только бередило рану. Анбар понимала горе этой красивой и умной женщины и, плача с ней вместе, говорила:

— Видит бог, я этого не хотела, дитя мое! Я желала для тебя другой судьбы, но что поделаешь? Судьба не во власти человека. Радуйся хоть тому, что эмир женился на тебе по закону, сделав тебя законной женой. А если бы он силой взял тебя в гарем, сделал своей наложницей, как сорок других девушек, что бы мы тогда делали?

— Я убила бы себя!

— Ах, — сказала Анбар, глубоко вздыхая, — ты еще ребенок, не знаешь жизни. Если бы судьба отвернулась от тебя и ты искала бы смерти, кто знает, нашла бы ты ее?

Будь благодарна за то, что есть.

Оим Шо, хоть и не была благодарна судьбе, все же постепенно смирилась с ней. Эмир был молод и привлекателен. Оим Шо была его любимая жена. Но тут в гареме, как и следовало ожидать, начались скандалы. Сначала другие жены эмира, а потом и мать его стали ревновать его к ней, возненавидели ее. Страстная влюбленность и привязанность эмира, который предпочитал Оим Шо всем другим, объединила против нее трех старших жен и его мать. Разгорелись интриги, козни, и это отравило ей и без того невеселую жизнь. С ней не здоровались, не оказывали принятых знаков уважения и почтения, не приглашали на вечерние сборища и развлечения, если и приглашали, то с такими усмешками и ядовитыми словами, что пропадало всякое удовольствие. Мать эмира, встречаясь с ней, говорила колкости, смотрела так неприветливо, что Оим Шо совсем извелась. А ведь она не могла не ходить каждое утро здороваться с матерью эмира: хотела не хотела, а должна была идти, а возвратясь, плакала у себя…

Один раз, когда она сидела и плакала, вошел эмир.

Ну-ну, — сказал он улыбаясь, — что еще случилось? Почему столько воды в этих прелестных черных глазках? Нехорошо!

Оим Шо встала, поклонилась и молча села в стороне. Эмир, сидя на кушетке, снова спросил: Что с тобой? Кто тебя обидел, скажи!

Мне вспомнились стихи Бедиля, — сказала Оим Шо.

— Я читал Бедиля, — сказал эмир шутливо, — что-то я не встречал у него плаксивых стихов.

— Есть такие стихи, — сказала Оим Шо твердо.

— Какие же? Ну-ка прочти! Может быть, и я заплачу!

— Вы не будете плакать, это не имеет к вам отношения, вы же…

— Что я?

— Вы — падишах, вы выше всех.

Эмир был доволен и попросил, чтобы она все же прочла ему стихи Бедиля. И Оим Шо прочла без всякого страха:

Не любит прямодушных век жестокий.
Кто честен, тот — сучок в глазу у рока.

Эмир засмеялся:

— Это же не касается ни меня, ни тебя!

— Вас не касается, — сказала Оим Шо, — а меня касается. Если бы я, как другие ваши жены, кривила душой, я была бы всем мила — и вам и вашей матушке-государыне.

Эмир опять засмеялся.

— Мне ты и так мила! — сказал он, взяв Оим Шо за руку и притянув к себе. — И эти твои капризы, избалованность мне тоже милы!

Оим Шо вырвала у него руку и сказала:

— Пусть я избалована, но ведь ваша мать не хочет со мной здороваться, не отвечает на мои приветствия, каждое утро у меня испорчено!

— Я знаю, — сказал эмир, отпуская Оим Шо, — я знаю, что их высочество — матушка моя — и другие во дворце восстали против тебя. Но что поделаешь, ты сама виновата!

— Чем я провинилась?

— Тем, что ты такая красавица! Все тебе завидуют, все ревнуют меня к тебе… потому что я влюблен в тебя…

Когда Оим Шо рассказала это Анбари Ашк, та изумилась.

— Господи боже! Эмир Бухары влюбился в женщину — да ведь это все равно что вода в арыке вспять потекла. Удивительно!

— Не удивляйтесь, — сказала со смехом Оим Шо, — в Бухаре есть арык, который течет вспять!

— Верно, верно! Есть такой арык, — сказала Анбар, подумав, — дай бог, чтобы этого не увидел глаз Алимхана!

Анбар знала непостоянство Алимхана и предостерегала Оим Шо.

— Надо думать и о других женах, и о матери эмира! — сказала она.

— Думая о них, я совсем перестала думать о себе, — сказала Оим Шо. — Эмиру говорила, а он только смеется. Что мне еще сделать? Сегодня я гадала по книге Хафиза, и он мне вот что ответил:

Лапой ударив, любовь порвала целомудрия ткани,
Сжег твой единственный взгляд вековое мое воздержанье!

— О-о-о! Душу мою отдам в жертву за Хафиза! — сказала тетушка Анбар. — Все, что он говорит, так мудро и верно. Не беспокойся, если суждено, все твои враги потерпят поражение. Но только будь смелой, не бойся никого! Если же обнаружишь свою слабость, сама будешь побеждена.

И вот Оим Шо начала действовать против своих врагов — против других жен эмира, против его матери, — как бы объявила им войну. Мало-помалу вражда их достигла такой степени, что Оим Шо перестала встречаться с ними. Что-то неслыханное происходило в Арке. Конечно, все, кто имел что-либо против эмира, его матери и жен, стали сторонниками Оим Шо, а так как их было большинство, Оим Шо побеждала.