Двенадцать ворот Бухары - Страница 75

Тухтача мечтал о женитьбе, это была главная цель его жизни. Но кого бы ему ни сватали, ничего не получилось. Обычно это были вдовы, и он заявлял, что они для него перестарки. «Что же ты думаешь — за тебя, коротышку бездомного, отдадут юную девушку? — посмеивались друзья. — Оставь надежду».

Но Тухтача все еще надеялся.

«Я принесу счастье своей жене! Не пью, за бабами не бегаю, не играю в карты или кости… Наоборот, каждую заработанную копейку в дом тащу… А жену свою на руках носить буду, от всякой работы освобожу». Так говорил Тухтача, но как убедить какого-нибудь отца, любящего свою дочь, что он будет таким хорошим мужем? «Нет таких!» — заверяли друзья. Тухтача же упорно стоял на своем и продолжал копить вещи и деньги. Он запасся терпением. «Ладно, — говорил он, — дождемся мирного времени, народ вздохнет посвободнее, и я добьюсь своего…»

Судьба Сангина, высокого, красивого парня, складывалась иначе. И у пего была мечта, но пошире мечты Тухтачи. Кулябец родом, он незадолго к) революции подрался в своем кишлаке с местным баем из-за воды; ему пришлось бежать, иначе не уйти от байской мести. Бежал он в Каган, где, скрываясь под чужим именем, устроился работать на хлопковом заводе. Как только вспыхнула революция, он принял в ней активное участие, в рядах революционных войск сражался яростно, самозабвенно. «Пока эмиру не придет конец, я буду воевать», — говорил он. Сангин рассчитывал пройти с войсками в родные места, очистить от врага Восточную Бухару и тогда вернуться в кишлак Дахана близ Куляба, где ждала его любимая девушка. Но война окончилась, воинские отряды переформировали, и Сангин попал в войско Асада Махсума. Тот, узнав о мечте молодого воина, как-то в минуту хорошего настроения сказал: «Потерпи! Прикончим врага, притаившегося под Бухарой, освободим Гиссар, Душанбе, Каратегин и Куляб, и я сам буду распорядителем на твоем свадебном пиру. У бая отниму все земли и отдам тебе». Окрыленный этим обещанием, Сангин страстно мечтал о победе.

Орзукул, командовавший десятком воинов, — уроженец Бухары.

До революции он был водоносом. Как-то при расчете он поругался с одним из своих работодателей, коварным жестоким муллой. Свирепый мулла назвал его джадидом и грозил передать властям. Орзукул стукнул муллу кулаком так сильно, что тот свалился замертво. Нельзя было терять ни минуты, он бежал сначала в Каган, потом перекочевал в Самарканд, где и обосновался. Узнав, что Красная Армия набирает добровольцев, он тут же записался и в ее рядах победителем вошел в Бухару. Дом его оказался разоренным, мать умерла от голода. Каким только унижениям не подвергалась она! Сколько слез пролила!

Горе не сломило Орзукула. Стиснув зубы, он продолжал борьбу. С надеждой отомстить всем муллам и ишанам, всем притаившимся сторонникам эмира поступил он на службу к Асаду Махсуму.

У Орзукула была приятная внешность: среднего роста, смуглый, круглолицый, он носил небольшую бороду, особенно привлекали внимание его огромные, всегда немного грустные глаза.

— Сегодня к чилиму и прикоснуться не довелось, — сказал он, с трудом преодолевая зевоту.

— Э, начальник, — насмешливо откликнулся Тухтача, коверкая таджикские слова, — кто в уразу позволилусебе среди бела дня курить чилим, кто пример подавал?.. Или потому, что вы начальник…

— Брось, — прервал Орзукул. — Твоего начальника одолело желание курить.

— Вы и меня приучили к чилиму, — сказал Сашин, — вот теперь оба и мучаемся.

— И правильно! — воскликнул Тухтача. — Друг и в радости и в горе должен быть соучастником!

— Ты, значит, не друг нам…

— Почему так, почему? — затараторил Тухтача.

— Ты не испытываешь наших страданий, сам признался. Ты нам не товарищ!

— Нет, нет, нет, я товарищ! Я забочусь о своем начальнике… Не будь я Тухтача…

— Что мне с твоих забот! Терпение лопается ждать вечернего намаза. Тухтача хитро усмехнулся:

— Напрасно мучаетесь!.. Поговаривают, что во время рамазана и главный раис, и главный муфтий, и аглам употребляют насвай… он отбивает охоту курить. А вы…

— Нас — другое дело, — перебил Сангин, — бросишь незаметно под язык — и все в порядке, а с чилимом — возня, и то нужно, и другое… Вода забулькает — Асад Махсум проснется… упадет нам на голову…

— Не чилим курить, папирос… вода не надо…

— А где их достать? — раздраженно сказал Орзукул. — Такое предлагаешь, чего и у аттора не найдешь.

— У аттора нет, а в моем кармане, пожалуйста, есть… Вот, папиросы «Шик», из Фитирбурга прямо…

Впечатление было потрясающее. Орзукул и Сангин быстро огляделись и, убедившись, что никто не подглядывает, схватили по папиросе, глаза их сверкали от жадности. Тухтача чиркнул спичкой, все трое закурили.

Затянувшись всласть, Орзукул спросил:

— Откуда это у тебя?

— В голове волка кости всегда найдутся!.. — загадочно ответил Тухтача. А получил он их давно, в подарок от русского солдата.

Наступило молчание, каждый думал о своем.

— Удивительно устроен человек! Как бы ни был голоден, а чуть насытится — доволен. Папиросы, конечно, не заменяют чилим, но хоть отбивают тоску по нем. Спасибо, друг! Но кончайте курить поскорее, а не то Махсум увидит… Он и расстрелять за это способен!..

— Расстрелять? — изумился Сангин. — За курение?

— Ну да! В месяц рамазана нарушить пост… — сказал, посмеиваясь, Тухтача.

— Разве сам Махсум такой праведник? Да и кто об этом думает после революции?

Орзукул снова с опаской оглянулся и тихо сказал:

— Недаром его зовут Махсум. Он соблюдает закон: вина не пьет, в азартные игры не играет, по пять раз в день молится… В бога верит. Правда…