Двенадцать ворот Бухары - Страница 81

— Ну, мулла Аббас, — сказал он, обращаясь к юноше, — как себя чувствуешь? Нравится ли тебе наша мехманхана?

Бело-розовое, сытое лицо Наима выражало полное довольство, глаза победоносно сверкали.

Юноша посмотрел на него с отвращением и, ничего не ответив, хотел пройти на свое место. Но Наим крепко схватил его за плечи и грубо повернул лицом к себе.

— Отвечай, негодный! Где лучше, здесь или в доме красавицы невесты?

— Если ты живешь в ее доме, то здесь лучше в тысячу раз! — Юноша сильным движением сбросил руки Наима с плеч. Наим не ожидал такой смелости, вспыхнул от гнева и даже не нашел сразу что сказать. В ярости он только скрипел зубами.

— Ах так, — сказал он, когда обрел наконец дар слова, — ты еще не знаешь, куда попал. Погоди, станешь мягким, как воск, будешь у меня в ногах валяться!

Но юноша не сдавался:

— Ты меня не запугаешь!

— Замолчи! Ты понимаешь, с кем говоришь? Ты и ахнуть не успеешь, как твоя шкура окажется у кожевника!

— Э, не те времена! Руки у тебя коротки.

— Не те времена?! Наши времена настали! Мы теперь распоряжаемся, что хотим, то и делаем.

Асо возмутился, не сдержался:

— А вы-то кто такие, чтобы распоряжаться?

— Замолчи, сволочь! — разъярился Наим.

— Сам ты сволочь! — распаляясь, крикнул Асо.

— Сын собаки, не задирай меня, не то… — И Наим угрожающе взялся за револьвер.

— А что ты мне сделаешь?

— Да я вас обоих — и немедля — пошлю в преисподнюю!

— Эй, басмач, — чуть не бросился на Наима юноша, — меня ругай, в меня стреляй, если хочешь, но этого человека оставь в покое!

— Что ты изрыгаешь, ублюдок?

Наим поднял кулак, намереваясь стукнуть юношу по голове, но Асо предупредил его, схватил за руку и с силой оттолкнул.

Наим зашатался, ударился о стену.

Застывший на месте с открытым ртом стражник мгновенно очнулся и взялся за ружье. Но тут появился Асад Махсум. За ним шел Сайд Пахлаван. Мановением руки Асад приказал сторожу поставить ружье на место, а сам насмешливо сказал Наиму, еле державшемуся на ногах:

— Что это с вами, Наим-палван, вы словно прилипли к стене?

— Я расправлюсь с этими негодяями, — хрипло крикнул Наим, снова берясь за револьвер.

Лицо Махсума стало страшным, он яростно крикнул:

— Безмозглый болван, осел, скотина! Вон!

Рука уже лежала на маузере, Наим, увидев это, поторопился уйти.

— Не сердись, Асо! — мягко, чуть ли не просительно заговорил Махсум. — Этот дурак будет наказан.

Бросив взгляд на второго узника, Махсум спросил стражника:

— Ели они утром?

— Нет, сейчас чай принесу.

— Распорядись там, чтобы дали рисовую кашу, хлеб, накорми их!

— Сейчас.

Услышав распоряжения Махсума, Сайд Пахлаван улыбнулся. Асо заметил эту улыбку и понял, что появление Махсума, благожелательное отношение к арестованным — дело его рук.

— Если у меня сегодня еще найдется время, мы продолжим наш разговор, — сказал Махсум, уходя.

— Я причинил вам столько неприятностей, простите, — сказал юноша Лео, когда они остались одни.

— Пустяки! Вот и Махсум называет Наима ослом, он и ведет себя как осел… При чем вы тут? А вас, оказывается, зовут Аббасом?

— Да, я Аббас Козим-заде, из кишлака Зираабад.

— А работаете где?

— В Кагане, в депо. Наверное, там еще не знают о моем аресте… Л может, моя мать уже побежала к ним за помощью.

— А отца у вас нет?

— Нет, только мать…

Разговор оборвался, наступила тишина. Вскоре пришел стражник с блюдом рисовой молочной каши и хлебными лепешками, завернутыми и скатерть. Он поставил все это у порога и сказал:

— Возьмите, поешьте и возблагодарите Асада Махсума, хорошенько помолитесь за него!

Асо и Аббас промолчали, а как только стражник вышел и запер их на ключ, они расстелили скатерть и с аппетитом принялись за еду. За Ленда Махсума они не молились, зато от всей души помолились за Сайда пахлавана.

— Теперь я поведаю вам историю моего ареста, — сказал, насытившись, Аббас.

В трех верстах на запад от Кагана был расположен большой, густонаселенный кишлак Зираабад. Неподалеку находилась железнодорожная станция, называвшаяся до революции Амирабад и впоследствии переименованная в Пролетарабад. Обслуживали эту станцию в большинстве своем жители Зираабада; часть из них работала в депо Кагана. Заниматься земледелием было здесь невыгодно, так как почвы вокруг сухие, солончаковые и давали плохой урожай. Вот и становились здешние жители железнодорожниками, соприкасались на этой работе с русскими, сами начинали говорить по-русски, принимали участие в революции…

Аббас Козим-заде был сыном железнодорожника, который решил и его определить на работу в депо. Он привел сына туда, отдал в ученики. Аббасу работа понравилась, он увлекся ею.

Незадолго до революции отец внезапно заболел и умер. Аббас тяжело переживал смерть отца. Он впал в апатию, перестал ходить на работу, плакал. Каждый день на рассвете уходил на кладбище и сидел, приго-рюнясь, у могилы отца. Как ни увещевала его мать, как ни уговаривали друзья взять себя в руки, ничего не помогало. Тогда мать обратилась за помощью к товарищу мужа, душевному русскому человеку. Мастер пошел на кладбище, постоял несколько минут молча подле плачущего Аббаса.

— Почему бросил работу? — спросил он. Аббас молчал.

— Я с тобой говорю, почему не работаешь? Отец твой богачом был, что ли? Наследство оставил? На какие средства ты с матерью жить будешь?

— У нас только горе да беда… больше ничего нет.

— Значит, пусть мать умирает с голоду, так, что ли?