Двенадцать ворот Бухары - Страница 24

— А еще лучше, — добавил Хайдаркул, — если ты пригласишь ее учительницей в клуб…

— Верно, верно, — сказал и Асо, — это будет хорошо, она тогда будет уже не Оймулло Танбур, а Оймулло Клубная.

— Не смейтесь, — сказала мужу Фируза, — хоть она и Оймулло Танбур, а ее заслуги в просвещении женщин больше моих и ваших!

— Я ничуть не смеялся!

Просто к слову сказал. Конечно, таких образованных женщин, как Оймулло, в Бухаре не найдешь.

— Верно, — сказал Хайдаркул. — Надо привлечь Оймулло, она женщина умная и сознательная. И еще есть к тебе разговор: ты знаешь Оим Шо?

— А то как же! Разведенная жена эмира!

— Да! Ее дом был в квартале Арабон, ты, наверное, знаешь?

— Нет, не знаю, — сказала Фируза. — Я у нее в доме не бывала.

Сайд Пахлаван вмешался в разговор:

— Эта Оим Шо, о которой вы говорите, дочь Шомурадбека? Если так, то Мирак знает, где ее дом.

— Какой дом? — спросил Мирак, которому уже наскучил разговор взрослых.

— Дом додхо! В квартале Арабон, рядом с твоим другом Каххором!

— А, знаю! Так это дом тети Хамрохон, да?

— Да, да, ты угадал. — Хайдаркул погладил Мирака по голове. — Настоящее имя Оим Шо — Хамрохон. Ты, Фируза, сходи к ней, познакомься, расспроси ее.

— Да я знакома с ней, — сказала Фируза. — Когда она была женой эмира, она там, в Арке, очень дружила с моей Оймулло. Давала мне деньги, чтобы я ей из города приносила газету «Бухараи шариф». Я несколько раз покупала ей газету и видела ее. Она ко мне хорошо относилась.

Вот и отлично! Пойди к ней, поговори и узнай, где ее последний муж Саидбек.

— Убежал, конечно, с эмиром убежал! — сказал Пахлаван. — Он ведь был близок ко двору…

— Нам неизвестно, уехал он с эмиром или нет, — сказал Хайдаркул, — а Оим Шо должна знать… Может быть, она даст тебе какие-нибудь сведения о нем…

— Не знаю, — сказала Фируза, — я спрошу, конечно… А когда мне идти?

— Сегодня же! Кончай тут свои дела и иди с Мираком. А у меня еще есть дело к Сайду Пахлавану. Если успеем, потом пойдем в Коплон и займемся списком женщин.

Хайдаркул встал, остальные тоже. Фируза проводила их до двери и спросила:

— Мирак, а ты что — останешься или уходишь?

Мирак в недоумении посмотрел на отца. Сайд Пахлаван спросил у Фирузы:

— Ты ведь не сейчас пойдешь?

— Нет, попозже.

— Тогда Мираку нечего тут сидеть и скучать… пусть он ненадолго сходит к сестре, хорошо?

— Хорошо, хорошо! — ответил за Фирузу Хайдаркул и, обратясь к Мираку, сказал: — Садись на своего осла и поезжай. Передай поклон от меня сестре и мужу ее. Отец подойдет часа через два.

Они вышли на улицу — Хайдаркул впереди, за ним Сайд Пахлаван, Мирак и Асо. Помощники Асо — солдаты и водонос, тоже одетый в военную форму с красной повязкой на рукаве, — стояли на посту у ворот. На вопрос Асо солдат ответил, что все в порядке, никаких происшествий не было.

В это время послышался стук копыт, в воротах показались три всадника. Солдаты вышли вперед и загородили дорогу. Но всадники, не обращая на них внимания, хотели проехать в город.

— Стой! — закричали солдаты, подняв ружья.

— В чем дело? Почему задерживаете нас? — с важностью спросил м «лдник, ехавший впереди.

Мирак узнал его и тихо сказал отцу:

— Это тот человек с револьвером… что приходил к нам на бахчу… Я узнал его, сынок, — отвечал Пахлаван. — А вон, видишь, и Наим тоже стал революционером!

Лео, выступив вперед, сказал всаднику:

— Если у вас есть разрешение, проезжайте, а если нет, придется спеши Таков приказ! Да я сам могу тебе приказать! — гордо сказал он.

— Это ведь Асад Махсум! — сказал Наим Перец.

— Пропусти! Пусть проезжают! — сказал Хайдаркул.

Асо отступил, всадники ударили плетьми коней и гордо проскакали мимо. Асо вопросительно посмотрел на Хайдаркула. Тот кивнул:

— Этот человек — большая персона. Запомни его! И ты, Пахлаван, запомни! Я сейчас тебе кое-что расскажу… Пошли!

Хайдаркул и Сайд Пахлаван направились в сторону хауза Девонбеги. Мира к привел своего осла, уложил на него хурджин, вскарабкался и попрощался с Асо.

Тихонько понукая осла, Мирак поехал по улице Калобод к центру города. В его представлении Бухара была самым большим, самым красивым и самым удивительным городом. Эти улицы, эти дома, эти ворота с широким крытым проездом, высокая древняя крепость, мощенная камнем мостовая даже снились ему по ночам Но раньше, начиная от самых городских ворот, на улицах было немало народу. Ехало столько арб, столько фаэтонов, что порой пешеходам трудно было пройти; много было мулл, людей в больших чалмах, сарбазов, нарядных байских сынков… Сейчас улицы как будто те же, вот та самая улица Калобод и дома те же, только кое-где стены поцарапаны пулями, продырявлены снарядами да дувалы повалены, а других следов войны нет. Идут люди, но они не похожи на прежних прохожих… Не видно мулл, больших тюрбанов, зато много одетых в военную форму, с красными повязками на рукавах, людей в сапогах и фуражках.

И дети есть на улицах, вон играют… Но учащихся не видно. Раньше они сновали тут с сумками на шее. Раньше около мечетей и медресе было много учеников; они тут сидели и разговаривали; столько шума было, а теперь их не видно. Вот и медресе Калобод, по его просторному двору ходили три-четыре человека, похожие на учащихся, и они совсем не шумели. Справа от медресе был хауз Калобод, вода в котором стояла очень низко, так что бедные водоносы словно из-под земли доставали ее и, обхватив полные бурдюки, с трудом вытаскивали их на ступеньки. Вокруг хауза на суфах под тутовыми деревьями сидели люди, молча глядя в воду.