Двенадцать ворот Бухары - Страница 25

Мирак миновал медресе, поехал дальше, и вдруг то, что он увидел, заставило его остановиться. Два здания были разрушены, дома сгорели, остались только остовы почерневших стен. Несколько человек с лопатами, носилками и кетменями расчищали улицу от камней, обгорелых балок и жердей. Разрушенные дома, видно, принадлежали богачу — кое-где еще сохранились покрытые резьбой куски стен. Среди камней, обломков кирпича и комков глины были видны осколки фарфоровой посуды, пестрые тряпки и разбитые стекла.

Вид этого пожарища изменил настроение Мирака, ему стало грустно и жаль чего-то. До сих пор война представлялась ему как игра, как какое-то состязание; хоть он и слышал пушечные выстрелы, но не знал, какие разрушения они производят. После боя прошло уже десять дней, никто больше не стрелял из пушек и ружей, а вот следы еще есть… Что случилось с теми, кто жил в этих домах? Неужели они все остались под развалинами?

Мирак кольнул палкой своего осла, быстро проехал мимо развалин и продолжал путь уже по неповрежденным улицам. На перекрестке около Кала-Фархада он остановил осла. Дом его сестры находился на Лесном базаре, и надо было бы свернуть направо, в сторону Самаркандских ворот. Но любопытство и желание увидеть Арк пересилили, он направил осла туда, где были лавки золотых дел мастеров.

Два медресе, стоявшие друг против друга недалеко от ювелирных рядов, — Улугбека и Азизхана, — были на месте. На площадке перед входом дехкане продавали дыни. Ряды ювелиров были пусты, лавки стояли открытые, без деревянных щитов-дверей. Видно, золотых дел мастера от страха не вышли на базар. И под куполом Заргарон открыли торговлю бакалейщики, тут сновало много народу.

Раньше тут тоже всегда была толчея. Но, проехав немного вперед, Мирак изумился.

Большая мечеть, минарет и медресе Мири Араб были целы, и лишь верхушка минарета была повреждена. Но зато дома против мечети, со всеми надворными постройками, большая часть квартала Миракон сгорели, превратились в золу. Здесь не было даже дороги. Люди протоптали между камнями, комками глины и мусором тропку и шли по ней. Мирак, хотевший хоть издали взглянуть на Арк, стал погонять по тропке осла, но далеко не уехал.

Торговые ряды, где продавали халаты, сласти, и ряды медников, которые шли от большой мечети к куполу Мисгарон, неподалеку от Регистана, все сгорели, и кругом были развалины. Тут работали солдаты, было много людей. В иных местах еще клубами вырывался дым. И над всем этим Арк, с разрушенными зубцами стен, как старик с щербатыми зубами, глядел на картину бедствия, и из его «головы» тоже шел дым.

Расстроенный, Мирак повернул осла в квартал Тубхана, чтобы мимо тюрьмы выехать к Лесному базару. По безлюдной пустынной улице он едва проехал сотню шагов, как навстречу ему вышел человек, одетый по-военному, в новых сапогах и в кожанке поверх гимнастерки. Подняв полу своей кожанки, человек придерживал ее рукой, словно груз, который он нес, был очень тяжел, и шел устало, тихо-тихо. Он прошел мимо Мирака, даже не взглянув на него.

«Этого человека я видел, — сказал себе Мирак. — Где же я его видел? — И вдруг вспомнил: — Этот человек тогда в Кагане шел вместе с Асадом Махсумом в дом к ростовщику».

Мирак обернулся и посмотрел ему вслед. Вдруг он увидел, что у человека что-то выскользнуло из кожанки и упало на землю, но человек не заметил и пошел дальше. Мираку показалось, что это был кошелек… Да, большой кожаный кошель… Мирак остановился, а человек, ничего не заметив, удалился. Мирак быстро слез с осла, подбежал и поднял кошелек очень тяжелый… Открыв его, Мирак увидел, что он наполнен зонными, слепящими глаза монетами бухарского чекана.

Мирак закричал. Эй, эй, дядя!

Но дядя не слышал, продолжая идти.

Мирак удивился, потом пустился за ним со всех ног, крича: Стойте! Дядя. Вы уронили кошелек… Кошелек!

Человек наконец услышал, остановился, повернул голову к Мираку, злой взгляд и сказал: Что ты орешь, глупая деревенщина?

— Вот ваш кошелек… — Кошелек… — теперь уже тихо сказал Мирак, как будто был виноват перед этим человеком.

Человек взял у него кошелек, положил в карман и пошел дальше. Даже не сказал ничего. Как будто Мирак, отдав ему кошелек, только сделал еще тяжелей его ношу.

«Странный человек! — сказал сам себе Мирак. Я нашел и вернул ему кошелек с золотом, а он даже спасибо не сказал. Вот и будь после этого честным!»

Он постоял, посмотрел вслед удалявшемуся человеку, потом махнул рукой, сел на своего осла и поехал к сестре.

Лесной базар находился недалеко от Самаркандских ворот на северо-западе Бухары и считался кварталом бедноты. Дом, где жила сестра Мирака с семьей, стоял в конце квартала. Мирак нашел сестру и ее детей здоровыми и невредимыми. С ними ничего не случилось. Они все были дома. Появление Мирака и особенно привезенные им дыни и фрукты очень обрадовали ребят.

— Такая была война, что и не расскажешь! — отвечал на расспросы Мирака его зять. — Четыре дня и четыре ночи из дома нельзя было выйти. И дома сидеть опасно. У кого были подвалы, попрятались туда, а у нас подвала нет, мы решили — будь что будет, останемся дома. Баи и чиновники эмира на третий день войны закопали в землю свое золото, часть взяли с собой, убежали из города в свои загородные дома. А нам куда поехать? К вам в кишлак нельзя было пробраться — бои шли в той стороне. Поэтому, сказав: будь что будет, мы и сидели дома. Пули падали дождем. Арк горел, торговые ряды горели… Хорошо, хоть пушки в нашу сторону не стреляли… не попал ни один снаряд…

— Он, верно, догадался, что вы люди бедные! — сказал Мирак полушутя-полусерьезно.