— Кто эта пери? Неужели из гарема эмира?
Здравствуйте, Махсум! — резко сказал Хайдаркул. — В чем дело? Чем могу вам служить?
Серьезный тон и слова Хайдаркула заставили Асада опомниться.
Здравствуйте, здравствуйте! — сказал он торопливо. — Извините, комиссар, красивые девушки вынуждают меня все забывать… Горячее сердце несчастье, говорят. Это верно. Я увидел эту девушку и забыл поздороваться…
— У этой девушки есть хозяин, Махсум…
— Девушки теперь свободные стали, «бесхозные», — засмеялся Махсум.
— Это моя племянница, — строго сказал Хайдаркул. — А Карим-джан — ее жених.
— О, поздравляю, поздравляю! — Махсум повернулся к Кариму — Я не знал, прошу прощения! Когда свадьба?
— Как удастся, — сказал Карим.
— Смогри, без меня не устраивай той, я обижусь, Карим-джан! Так и знай!
— Мы заняты… Некогда… Женщины нас давно ожидают… — сказал Хайдаркул. — Если у вас ко мне дело, пожалуйста!
Асад Махсум подошел к нему совсем близко и тихо сказал: Позвольте мне поговорить с матерью эмира.
— О чем?
Мы придумали военную хитрость: для того чтобы заставить врагов Советской власти сдаться без переговоров, без войны и кровопролития, мы написали от имени матери эмира обращение, и нужно получить ее печать.
— Не лучше ли нам работать без таких хитростей? — сказал Хайдаркул.
— Можно, конечно, — сказал задумчиво Асад. — Но тогда много крови прольется. Сейчас вокруг Бухары появилось множество шаек басмачей. Каждую ночь нападают на кишлаки и грабят. Убивают солдат, забирают их оружие, винтовки… Я ни днем ни ночью не имею от них покоя, не ем, не сплю… С какой из этих маленьких шаек сражаться? Если бы они еще не убегали! Вот потому я и говорю, что это обращение во всяком случае нам не повредит… Может быть, они и сдадутся…
Хайдаркул подумал и дал разрешение.
Асад Махсум вошел в дверь большого дома. Хайдаркул и Фируза продолжали записывать женщин. Карим постоял немного, потом, простившись с Хайдаркулом, ушел, чтобы испросить разрешение отвезти в Гиж-дуван Ойшу и ее мать. Надо было еще найти какую-нибудь арбу для этого.
А Асад Махсум, войдя в переднюю перед большой мехманханой, остановился у двери и попросил, чтобы мать эмира подошла поближе, потом сказал:
— Здравствуйте, ваше высочество, государыня-матушка! Я Асад Махсум, сын байсунского казия… Вам кланяется господин Мирзо Муиддин Маннуров.
— Пусть не кланяется, а подохнет, неблагодарный! — отвечала мать эмира. — Пусть вспомнит, кто сделал его баем и богачом! Благодаря чьему могуществу он стал Мирзо Муиддином? Не Алимхан ли помогал ему и покровительствовал? Как же может человек изменить своему покровителю и государю?!
Асад немного смешался и не знал что сказать. Если эта оставленная всеми старуха, не понимая ничего в революции, приписывает все эти события, сражения, разгром Мирзо Муиддину, о чем тогда с ней говорить?! Мирзо Муиддин тоже странный человек… Зачем было передавать старухе поклоны и приветствия? Он, Асад, взялся за это, чтобы сказать об обращении и получить печать. А что болтает эта старуха?
— Господин Мирзо Муиддин сказал, — перебил он старуху, не обращая внимания на ее слова, — чтобы вы не беспокоились, спокойно жили в этом доме со своими близкими. Если в чем-то у вас будет недостаток, тотчас напишите ему письмецо, и все уладится.
— Хорошо, — сказала из-за двери мать эмира. — А какие известия о его высочестве? Где он?
— Его высочество, говорят, находится в Душанбе, а может быть, в Гиссаре… Кончится война, и его высочество где-нибудь остановится… и потом вас отправят к нему… Но сейчас прежде всего нужны мир и спокойствие. В окрестностях Бухары множество сарбазов, львят его высочества, понапрасну проливают кровь, беспокоят людей. Мирзо Муиддин говорит, что от этого нет ничего, кроме вреда и убытков. Мы хорошо знаем, что ее высочество, государыня-матушка, женщина мудрая. Поэтому мы написали от вашего имени обращение, чтобы все эти маленькие группы сдавались мне, и мы создадим сильную и могучую армию и сможем делать что захотим. А если мы будем вот так поодиночке проливать братскую кровь, то придут русские и уничтожат всех. Если такое обращение вы одобряете, то было бы хорошо, чтоб вы поставили под ним вашу благословенную печать.
— А собрав армию, что ты хочешь делать? — спросила мать эмира.
Асад Махсум опять удивился. Он-сказал себе: «Те, кто считает эту старуху наивной и глупой, такие же дураки, как и я… Вот полюбуйтесь, чего хочет строптивая старуха! Открой ей все свои цели и намерения! Нет, мамаша, эту тайну еще никто не знает и не может знать!»
— Стране нельзя быть без войска, — сказал Асад неопределенно. — Если мы будем сильнее, на нас не нападут.
— Ты посадишь опять эмира Алимхана на его трон?
Асад все больше изумлялся. Если он скажет: «Ты говоришь ерунду, эмир больше не увидит Бухару и во сне», — то старуха не поставит печать под обращением, а если он скажет: «Да, я посажу эмира на его трон», — то это будет ложь; это может дойти до ушей больших людей, и получится нехорошо. Поэтому он сказал:
— Там видно будет, как пойдут дела. Но вы подпишите наше воззвание. Ваш авторитет в народе поднимется, народ, которому надоело кровопролитие, услышав ваше имя, будет молиться за вас. Очень хорошо будет.
— Ладно, где твоя бумага?
Асад протянул за дверь воззвание. Мать эмира позвала Оймулло:
— Прочитайте вот это. Ну-ка, что он тут написал!
Оймулло развернула бумагу и прочла воззвание. В нем от имени государыни-матери говорилось, что мятежные, с оружием в руках сражающиеся против Советской власти подданные эмира должны быстро сдаться бухарскому правительству, что бухарское правительство — справедливое и пекущееся о подданных и сама государыня-мать спокойно живет под покровительством этой власти. Бухарское правительство является правоверным.