Двенадцать ворот Бухары - Страница 50

— Стой! Останови лошадь!

Карим сунул руку за пазуху, вытащил револьвер, но не успел выстрелить — смелый арбакеш, не испугавшись разбойника, стегнул лошадь. Она поскакала вперед — прямо на человека с ружьем. Он отскочил в сторону и выстрелил. Женщины закричали. Карим, обернувшись назад, выстрелил два раза и успел увидеть, что разбойник упал. Испуганная лошадь, заржав, помчалась вскачь. Еще несколько человек, тоже в масках, выбежали из низины на дорогу и, стреляя, бежали за арбой. Арбакеш, натянув поводья, изо всей мочи стегал лошадь. Карим приказал женщинам нагнуться и стрелял из револьвера по разбойникам. Они почти уже ускользнули от преследователей, как вдруг лошадь резко свернула с дороги и бросилась в сторону реки. От этого рывка арбакеш и Карим, сидевшие на передке арбы, свалились на землю. Ойша с матерью, хватаясь за арбу, закричали. Лошадь бешено неслась вниз к реке, и, если бы подскочившие всадники не остановили ее, арба, наверное, опрокинулась бы…

Когда Ойша и ее мать опомнились и пришли в себя, они увидели, что их арба переезжает речку, поводья лошади держит вооруженный всадник, а за арбой едут еще трое верховых. Ойша подумала, что она где-то видела одного из всадников — с черной густой бородой и пронзительными глазами. Но сейчас же все ее мысли обратились к Кариму. Что с ним? Где он? Что с ним сделали? Едва придя в себя, она воскликнула:

— Карим! Карим-джан!

— Не бойся, дочка, не бойся! — сказала Раджаб-биби. — Мне кажется, что этот мужчина — тот самый Асад Махсум, про которого Карим говорил…

Услыхав голоса женщин, Асад Махсум выехал вперед и, приблизившись к арбе, сказал:

— Не бойтесь, здесь свои. Басмачи бежали, вы спасены. — Карим, где мой Карим-джан? — вырвалось у Ойши.

— Я послал за Каримом людей, они найдут его и привезут.

Арба поднялась по откосу на берег, выехала на дорогу и, не останавливаясь у поселка возле моста, направилась вдоль реки…

А Карим, весь в крови и в пыли, лежал в стороне от дороги в какой-то яме. Арбакеш ползком добрался до него и, внимательно осмотрев, понял, что он жив.

— Слава богу! — сказал арбакеш и зорко посмотрел по сторонам.

Дорога была пуста. Басмачи скрылись, всадники, которые так внезапно появились и обратили в бегство басмачей, тоже исчезли. Казалось, что вокруг все спокойно. Арбакеш поднял Карима и увидел, что пуля пробила ему левую руку у плеча, — видно, целили в сердце, но, к счастью, промахнулись… Но крови вытекло много. Арбакеш расстегнул куртку Карима, туго перевязал рану платком, чтобы унять кровь, потом потащил его к стоявшей неподалеку хижине. Не успел он дойти до нее, как со стороны Вабкента прискакал отряд красноармейцев. Командир, увидев арбакеша и раненого Карима, остановил коня.

— В чем дело? Кто это? — спросил он по-тюркски.

Арбакеш не успел ответить — один из армейцев спрыгнул с коня.

— Это Карим! — Вместе с арбакешем он положил раненого на край дороги. — Карим-джан! Карим-джан! Что с тобой?

Это был Асо. Он хорошо знал Карима и, поднявшись, объяснил командиру:

— Товарищ командир, это Карим, он у Куйбышева служит.

— Что тут произошло? — спросил командир у арбакеша. — Услышав выстрелы, мы поскакали сюда, но на дороге никого не встретили.

Арбакеш рассказал обо всем и добавил:

— Когда басмачи свалили Карима, с той стороны моста прискакали верховые. Басмачи побежали, верховые поскакали за ними вниз к реке. Я сильно ушибся, свалившись с арбы, не сразу пришел в себя. А когда поднял голову — ни лошади, ни арбы не видно было. Тогда я пополз к нему, поднял его и вот…

Тут Карим зашевелился и застонал. Командир сказал что-то одному из красноармейцев. Тот сошел с лошади, с помощью Асо осторожно снял халат и куртку с Карима, достал из походного мешка медикаменты, промыл раненому плечо, наложил пластырь, туго перевязал и поднес к носу Карима что-то, от чего тот чихнул, открыл глаза. Первое слово, которое он произнес, было имя Ойши.

Асо по приказу командира поднял Карима, посадил в седло своего коня, а сам сел позади, крепко держа раненого. Арбакеша тоже посадили на лошадь позади другого красноармейца, и отряд поехал к мосту Мехтар Косыма.

Теперь на базарчике возле моста лавки и чайханы были открыты, ворота караван-сарая распахнуты. Армейцы сошли с коней и уселись на кровати под навесом чайханы. Карима осторожно внесли внутрь и дали ему выпить воды.

Сколько ни расспрашивал командир, как ни старался Асо что-то узнать, они ничего не поняли из слов чайханщика и лавочника. Говорили, что басмачи еще с ночи засели за мостом, а утром началась стрельба: потом прискакали люди Асада Махсума и прогнали басмачей, а больше ничего никто не знал.

— Куда же делась арба с двумя женщинами?

— Мы никакой арбы не видели…

Командир понял, что от этих людей толку не добьешься. Он записал имена тех, с кем говорил, и приказал, чтобы они не отлучались никуда, пока не приедет специальная комиссия и не расследует дело.

В городе Карима отвезли в больницу. Асо, отпросившись у командира, пошел к Хайдаркулу и рассказал ему все, что знал о случившемся.

— А куда же делась арба с Ойшой и ее матерью? — спросил обеспокоенный Хайдаркул.

— Не знаем, — сказал Асо. — Я думаю, что сведения об этом вам может сообщить Асад Махсум.

Сперва надо навестить Карима, — сказал Хайдаркул.

Ласковое солнце, которое освещало своими лучами в то утро путь Карима, а потом стало свидетелем непонятного происшествия, к вечеру закрылось облаками и печально возвращалось в свою ночную келью. Резкий ветер бросал в лицо людям пыль с неметеных улиц. Какая-то тяжелая темная пелена обволокла Хайдаркула. Больница у ворот Шейха Джалола, превращенная теперь в военный госпиталь, тоже наводила печаль.