Двенадцать ворот Бухары - Страница 63

Ходжа Хасанбек будто упал с минарета. Однако сразу опомнился и сказал:

— Довольно, довольно, хватит! Что ты раскричалась, что вопишь?

— Что же, позволить тебе грозить слабым женщинам, запугивать их? Позволить тебе забрать Оим Шо, которую ты замучил?

— Не твое дело!

— Не мое дело! В таком случае я сейчас же пойду в милицию и все-все расскажу по порядку! Где моя паранджа? — Тетушка Анбар засуетилась.

— Постой, бестолковая! — сказал, понизив тон, Хасанбек. — Если действительно Хамрохон тут нет, тогда ее надо найти.

— Надо найти! — с насмешкой сказала тетушка Анбар. — Терять не надо было! Бедной женщине жизнь с тобой так опротивела, что она предпочла бежать без оглядки! Не лучше ли тебе тишком-молчком поскорее убраться отсюда и больше не вспоминать о ней, а не то навек будешь опозорен!

Ходжа Хасанбек постоял немного, подумал и, махнув рукой, вышел, ничего не сказав больше. Тетушка Анбар пустила ему вслед ругательство, какого хватило бы на четверых, и, обратясь к старухе, сказала:

— Вот как надо расправляться с такими мужчинами!

— А если он пришлет людей и посадит в тюрьму? — спросила старуха, все еще дрожавшая от страха

— Ничего он не сделает! — уверенно сказала тетушка Анбар. — Он сам тоже боится, дрожит за свой чин, за свою голову. Если я пойду и пожалуюсь на него, ведь ему срам будет.

— Пусть бог пошлет вам долгую жизнь, пусть исполнятся все ваши желания, дорогая тетушка!

— Но все-таки я не могу оставить вас одну в этом доме. Пока не утихомирится этот господин, пока не утихнет скандал, лучше вам с Хамрохон побыть в клубе.

— А что будет с домом?

— Дом волк не съест. Двери в комнату и в прихожую запрем на замок, ворота изнутри запрем на цепочку, а сами выйдем через соседний двор.

— Ну ладно, — сказала старуха и тяжело вздохнула.

В этот вечер Фируза пришла домой поздно. Много было дел в женском клубе. Она хотела пройти прямо к себе, хоть немного убрать в комнатах, на балахане, — ведь в последние дни ей некогда было, все запустила. Дома она нашла принесенные Асо мясо, морковь, лук и записку от него с просьбой поскорее приготовить плов, он, вероятно, придет вместе с Каримом.

Фируза обрадовалась: значит, Карим здоров, вышел из больницы… И, засучив рукава, забыв об усталости, быстро принялась за дело, ловко нарезая лук и морковь.

Вскоре совсем стемнело, подул прохладный ветерок… Фируза зажгла лампу и закрыла дверь. Мясо с луком и морковью уже поджарилось, когда пришел Асо. Он был один.

— О! — воскликнула Фируза. — А где Карим?

— Сегодня не выписали еще… Я сейчас прямо из больницы. Рана, правда, зажила, но с легким не все в порядке. Врачи говорят, неделю, а то и дней десять еще придется полежать.

— А я все дела отложила, плов готовлю, думала, вместе придете, — разочарованно проговорила Фируза.

— Ничего, плов нам сгодится.

Фируза вышла во двор, чтобы помыть рис и положить его в котел.

Асо стянул сапоги, умылся и, растираясь полотенцем, задумался. Фируза права, все очень дорого, ничего не достать. На базаре — ни мяса, ни риса; хлеб и тот с трудом найдешь. У мясных лавок — очереди. Да! Разве в Бухаре знали когда-нибудь раньше, что такое очередь? Теперь-то хорошо знают! Деньги бухарского правительства — это бумага, никакой ценности не имеют. Коробка спичек — пятьсот рублей, хлебная лепешка — пятьсот, подумать только! А торговцы и вовсе их не принимают. Керенки и те лучше идут. Иное дело, у кого есть золотые или серебряные монеты, те обеспечены. А те, кто на жалованье у бухарского правительства, терпят лишения… Хорошо еще, что в ЧК выдают кое-что — мясо, масло, рис…

Повесив полотенце на гвоздь, Асо подошел к очагу.

— Дайте я буду топить, — сказал он Фирузе.

— Вы устали, пойдите лучше отдохните.

— Быть рядом с вами — значит отдыхать. Бедный Карим, если он любит так же, как я, он очень страдает. Пожалуй, всади Асад в него сотню пуль, он бы страдал меньше, чем при мысли, что насильно увели его любимую и принудили к браку.

— Что же Карим теперь будет делать, не говорил Хайдаркул?

— Пока неясно… Хайдаркул считает, что нужно готовить войско, призвать коммунистов… Двинуться на Асада и под такой крепкой защитой как следует поговорить с ним…

— Бедный Карим, — с грустью сказала Фируза.

От огня в очаге щеки ее разрумянились, она еще больше похорошела. Асо смотрел на жену с нежностью.

Сердце его было полно любви.

— Фируза! Моя Фируза-джан! — воскликнул он. — Нет на свете человека счастливее меня! Уж мне так повезло!

— Не сглазьте! — усмехнулась она.

— Пустяки! Я — счастливый! Со мной рядом самая красивая, самая умная, самая деятельная женщина Бухары!

— Желаю вам счастья, но зато мне, вашей жене, с тех пор как я стала заведующей женским клубом, выпали на долю одни мучения.

— Почему? Что происходит?

— Завалена работой, опыта нет, помощи никакой, а кроме работы… — Фируза засмеялась.

— Что, что еще? — нетерпеливо спросил Асо.

Фируза смущенно улыбалась, продолжая молчать. Асо настойчиво и взволнованно спрашивал. Наконец она, преодолевая смущение, тихо сказала:

— Кроме работы… я уже три месяца тяжелая.

— Что, что? — радостно вскричал Асо. — Неужели правда?

— Правда. А вы и не заметили?

— Нет… я… я…

— Может, недовольны?

— Да что вы говорите! — Асо обнял жену. — Моя дорогая, моя Фируза-джан! Такое счастье иметь ребенка! Я все готов отдать за то мгновение, когда увижу его лицо, его пальчики… Я поцелую его и прижму к себе вот так, вот так!..