— Вот как? — сказал Ходжаев и призадумался. «Ребят воспитывают неправильно, уводят от главной задачи — хорошо учиться… Соревнуются, кто раньше получит форму! Нет еще опытных, разумных учителей! Да и кто они, эти учителя? Бывшие турецкие офицеры или полуграмотные люди, бежавшие из Туркестана. От них трудно ждать толку. Мы должны готовить новых…»
— Кто ваш директор?
— Шовкат-эфенди.
— Ну так вот — вам дадут красивую форму, но при одном условии…
Молодые люди внимательно слушали.
— Все школы будут соревноваться в учении. Та школа, где будет больше всего отличников, дисциплинированных, образцовых учеников, получит форму раньше всех и самую красивую. Согласны?
— Очень хорошо! — воскликнули оба разом. И вдруг один, замявшись, робко сказал:
— Но что скажет эфенди-директор…
— Будет создана комиссия при отделе образования. Она и оповестит директоров всех школ. А вы пока подтягивайте товарищей, чтобы хорошо учились…
Юноши попрощались и ушли, а Ходжаев записал что-то в свой блокнот. Потом в раздумье зашагал по кабинету.
«Да, — думал он, — совершить революцию, установить Советскую власть — это еще полдела. Главное — строить новую жизнь. Увы, не все это понимают, думают — эмира убрали, значит, все в порядке, и успокоились, а некоторые даже мешают… А сколько дел! Просвещение, законы, вода, земля, торговля… А тут еще борьба с врагами республики, при-тпившимися сторонниками эмира! Надо поговорить с Куйбышевым сегодня о всех этих делах. Пора положить конец разногласиям внутри руководства, групповщине…»
В кабинет, постучавшись, вошел высокий, худой человек средних лет, одетый в белый холщовый халат, а поверх его еще в другой — из каждуманской алачи. На голове его красовалась пестрая ковровая тюбетейка. Окладистая борода придавала ему солидный вид.
Почтительно пожал он двумя руками руку Ходжаева.
— Как здоровье, храни вас бог?
Ходжаев пригласил его сесть.
— Слушаю вас.
— Имя мое Наби, я — ткач. Тку, что закажут, — и адрас, и бархат, и алачу… Да вот ваши люди работать не дают… не дают, да и только. Появилось новое учреждение — финансовое… каждый день оттуда являются, новый налог назначают… Мы и при эмире света божьего не видели, а теперь — свобода и — то же самое… Э, да что говорить, сами понимаете…
Ходжаев слушал внимательно и, подумав, ответил:
— Мастер Наби, и вы должны понять, что нет государства без налогов…
— Верно говорите, но надо по справедливости.
— А вас что, неправильно обложили?..
— Сам не знаю… Работаю я немного, мне лишь бы семью прокормить. Вот, я принес заявление…
Мастер подал Ходжаеву бумагу, и тот внимательно ее прочитал.
— Хорошо, дам записку в финансовый отдел. Вы ее отнесите, они ознакомятся с вашей работой и уменьшат налог. Но это не решает дела…
— Почему?
— Видите ли, даже если совсем снимут с вас налог, вы не сведете концы с концами, доходы не покроют расходов. Подорожали материалы — краски, шелк, хлопок… Да и не найти их. Пока вы работаете с тем, что запасли раньше, но надолго ли этого хватит вам?
Наби изумился:
— Вы просто провидец, господин, словно в моем доме побывали! Но как же быть?
— А вот как: Советская власть намерена помогать кустарям и ремесленникам, но не отдельным лицам, а артелям.
— А что это — артель?
— Это вроде большой семьи, содружества… Пусть несколько ткачей или красильщиков объединятся, делают сообща свою работу, правительство будет помогать в получении материалов, скупать вашу продукцию или лавки для вас откроет… Так и вы сможете спокойно работать, и народ получит необходимые ему вещи. Согласны?
Мастер Наби, улыбаясь, степенно ответил:
— Если все так и будет, то артель — это хорошо. Мне нравится, но как другие посмотрят?
— Думаю, что и другие согласятся. Найдите сами несколько человек и растолкуйте им…
— Мне? Найти?
— Да, вам! Вы поняли, в чем суть, вот вы им и разъясните… Если добьетесь согласия, организуем артель. Выберете председателя, получите товар, и работа закипит. Вам дадут и новое светлое помещение, там установите ткацкие станки… И работать будете не до седьмого пота, а в определенные часы.
Наби впитывал каждое слово.
— Да, это дело! Поговорю с ткачами… А сейчас отправлюсь-ка я в финансовый отдел.
— Непременно сходите, там все сделают!
— Дай вам бог здоровья…
Как только Наби вышел, появился секретарь, доложивший о приходе Хайдаркула.
— Зовите! И больше никого сюда не впускайте.
— Хорошо.
Ходжаев хорошо разбирался в людях и сразу поверил Хайдаркулу. Он видел в нем человека, всем своим существом служащего делу народа, отдающего ему все свои силы и немалый жизненный опыт. Он находил в нем единомышленника по важнейшим вопросам. Поэтому часто советовался с ним. В последнее время Ходжаева очень беспокоило самоуправство Асада Махсума, сейчас этот человек перешел все границы. Вопрос о нем не сегодня завтра будет стоять в ЦК, примут, конечно, меры для его обуздания, но нужно к этому подготовиться. Вот Ходжаев и вызвал Хайдаркула посоветоваться.
— Пожалуйте, товарищ Хайдаркул, — радостно встретил он его. — Как здоровье, работа?.. Садитесь вот сюда! — пригласил Ходжаев и сам сел рядом на диван, стоявший в простенке между окнами.
На маленький столик перед диваном секретарь поставил чайник со свежезаваренным чаем и поднос со сластями.
Так, сидя за чаем, они непринужденно беседовали.
— Простите, что я вас потревожил, оторвал от дел, но откладывать больше нельзя было, — начал Ходжаев, — положение с каждым днем становится все сложнее. Контрреволюция усиливается, враги активно выступают… Ездить из тумена в тумен все опаснее, труд наших дехкан под угрозой…