Двенадцать ворот Бухары - Страница 84

— Согласен!

Наим дал знак своим дружкам, и они под разными предлогами вышли. Наим и Аббас остались вдвоем.

— Я очень рад, что ты посватался к Нозгуль, — сказал Наим, выпив еще одну пиалу. — Я хорошо знаю твою тетю, да и сам ты наш земляк, из нашей округи. Толковый джигит, деловой. Я согласен, чтобы ты был моим зятем. Согласен! Но есть одно условие.

— Я готов, если только сумею, — скромно сказал Аббас.

— Дело легкое, пустячное, сможешь!

Наим встал, заглянул в переднюю, во двор, словно опасался, что кто-нибудь может услышать. Убедившись, что никого нет, он сел на свое место и спросил:

— Ты из кишлака Зираабад?

— Да.

— Есть там у вас человек по имени Гани-охотник. Ты его знаешь?

— Знаю… сейчас он начальник милиции в Пролетарабаде.

— Да, мне это известно! У него хороший конь, правда?

— Да, — сказал Аббас, все больше недоумевая, что нужно Наиму от Гани. — Да, этот конь славится у нас.

— Вот, вот! Я и хочу получить его!

Странно, подумал Аббас, какое отношение все это имеет к испытанию, ради которого он сюда пришел?

— О нет, он не продаст коня.

— Это я хорошо знаю. Если бы можно было купить, я бы все заложил — и дом, и халат, мешка золота бы не пожалел за этого коня. Но он, негодяй, не продает, далеко от него не отходит… А, черт! Остается лишь одно… Ты догадываешься?

Аббас от изумления не мог вымолвить ни слова.

— Отобрать! — воскликнул Наим, осклабившись.

— Как?

— То-то и оно — как! Слушай меня внимательно, — поучительным тоном заговорил Наим. — Ты спрашиваешь, как… А так, что… Гани вооружен, вооружены и его люди, он смелый, сильный человек, стреляет без промаха. Словом, его голыми руками не возьмешь. Я со своими помощниками открыто напасть не решусь. Может начаться перестрелка, и дело провалится. Значит, надо пойти на хитрость, действовать осторожно…

У Аббаса постепенно открывались глаза, он начинал понимать грязный замысел Наима. Его охватывало чувство гнева и отвращения; ненавидящими глазами смотрел он на него. Но Наим, увлеченный своим планом, не заметил этого и продолжал:

— Ты живешь в том же кишлаке, кажется, даже по соседству с Гани-охотником, и, конечно, знаешь все углы и закоулки, все тропинки и дорожки в соседском доме… Ты можешь мне помочь… То-то! Понял? Вот это и есть мое испытание.

— Яснее! — гневно потребовал Аббас.

Наим по-своему объяснил состояние юноши: волнуется и боится.

— Яснее? — ухмыльнулся он. — Да ты не бойся, ничего страшного. Слушай, как это будет: мы наметим подходящую для этого дела ночь. Я с моими людьми спрячусь неподалеку от вашего кишлака в какой-нибудь ложбине. Ты тем временем, дождавшись, когда все уснут, тихо-тихо перелезешь через стену, осторожно отвяжешь коня и приведешь его к нам. Вот и все. Пусть потом Гани хватится, все равно не выпущу коня из своих рук. А когда Гани приутихнет, отдам тебе в жены дочь. Ох и свадьбу же мы закатим!.. Пышную, с козлодраньем… Будешь моим зятем, станешь жить припеваючи. Как ты на это смотришь?

Аббас весь дрожал, сердце бешено билось, он не мог говорить. Наконец, пересилив себя, решительно сказал:

— Нет! Красть не буду!

— Эх ты, наивный! Разве это воровство? Это храбрость, ловкость… Так поступают настоящие мужчины!

— Нет, это подлость, бесчестье! — С этими словами Аббас направился к выходу.

Ах, так! — крикнул ему вслед Наим. — Думай теперь о собственной шкуре!

После этой встречи прошла примерно неделя. Однажды ночью Наим с гремя вооруженными подручными явился в дом к Аббасу и арестовал его именем ЧК окрестностей Бухары. Асаду Махсуму и Окилову он представил дело так, что Аббас Козим-заде связан с басмачами, ходит по кишлакам, агитируя жителей против Асада Махсума, заставляет писать на него появления в центр. Нашел и подставных свидетелей, подтвердивших это.

…Вот что рассказал Аббас, закончив следующими словами:

— От этого мерзавца можно ожидать самого худшего. Он выйдет чистеньким, меня погубит.

Асо попытался его переубедить:

— Пустяки! У нас есть правительство, партия, рабочие депо, хорошо знающие вас… Неужели же…

Асо не успел договорить, как вошел человек и приказал следовать за ним к Асаду Махсуму.

В тот день у Фирузы было много работы в женском клубе. Она очень устала и, закончив наконец все дела, с удовольствием села на мягкий диван в своем кабинете. Беременность все больше давала себя знать. Глубоко вздохнув, она подумала: хорошо все же, что у нее есть работа, иначе сошла бы с ума. Вот уже три дня прошло после встречи с Куйбышевым и Низамиддином, а об Асо ничего не слышно. У Фирузы разрывалось сердце от беспокойства, оставаясь дома одна, она не могла ни есть, ни спать. Но днем, собравшись с силами, она шла в клуб и, не подавая виду, что страдает, даже улыбаясь и шутя, беседовала со своими подопечными, присутствовала на их занятиях, вела переговоры с учреждениями по административным вопросам… А сердце болело, вI олове неотвязно вертелся вопрос: что делать, что делать?

Однако Фируза была не из тех, кто предается отчаянию, она стремилась к действию. Отдохнув несколько минут на диване, она почувствовала прилив энергии. Часы показывали три часа пополудни Фируза прошла в учительскую, предупредила завуча, что идет в ЦК партии к Хайдаркулу, надела паранджу и чашмбанд и вышла на улицу. На самом деле она решила отправиться пешком в загородный Дилькушо. Дорогу будет спрашивать у встречных, а придя туда, разузнает об Ойше и непременно разыщет Асо.

Чтобы сократить путь на главную улицу, которая вела к воротам Кавола, она прошла через ряд жестянщиков, затем под куполом Тельпак, где торговали головными уборами. К этому времени на базарах и в торговых рядах Бухары жизнь уже била ключом. Фируза приближалась к рядам парфюмерии и галантереи, когда увидела Мирака, сына Сайда Пахлавана, того самого Мирака, который показал ей дом Оим Шо.