Мирак призадумался:
— Дорогу-то я знаю… Но как посмотрит на это отец?
— Отец будет доволен, не бойся! Ведь я с тобой. Только давай скорее, поздно уже!
— Может, наймем фаэтон? — деловито, как взрослый, предложил Мирак.
— Хорошо! Только доедем не до самого парка, а как завидим ворота издали, сойдем и фаэтон отпустим.
Одноконный фаэтон они нашли на Сенном базаре и быстро двинулись в загородный Дилькушо. Фируза, одна их первых женщин сбросившая паранджу, всегда ратовавшая за полное ее уничтожение, в данную минуту была очень рада, что паранджа и чашмбанд скрывают ее от любопытных взоров. Иначе ей бы казалось, что все знают, куда она едет, и насмехаются над ней.
Мирак, наоборот, мечтал, чтобы приятели увидели его в фаэтоне. Сидя рядом с Фирузой, он горделиво посматривал по сторонам, но, увы, никто из знакомых не попался ему на пути.
Фаэтон они отпустили почти за версту от парка Дилькушо и дальше двинулись пешком.
Видя, как тяжело шагает Фируза, Мирак заботливо сказал:
— Можно было еще немного проехать… Сада не видать.
— Ничего, — успокоила его Фируза, — пойдем не спеша, ничего… Она и виду не показала, как сильно билось ее сердце, как ослабели ноги от охватившего ее волнения. Что ждет ее? Как бы не попасть в лапы самого Асада. Чем порадует Сайд Пахлаван? А может, сообщит что-нибудь страшное? Что с Асо, что с Асо?
История повторяется: этот сад, бывший некогда резиденцией эмира, видевший так много горя и насилия, обесчещенных несчастных женщин, и теперь является местом, где творятся жестокие дела. Говорят, что они вполне под стать жестокости эмира, что Асад Махсум и его люди не хуже эмира расправляются с простым народом.
От этих мыслей отвлек Фирузу возглас Мирака:
— А вот и ворота в парк! Хоть бы там оказался знакомый караульный!
— У тебя тут есть знакомые?
— Да! — с гордостью сказал Мирак и прошел немного вперед. Как же, ведь он проводник!
К величественным въездным воротам в парк Дилькушо вела прямая, обсаженная деревьями дорога. Во времена эмира на эту дорогу не мог ступить никто, кроме особо привилегированных. А о том, чтобы подойти к воротам, и речи быть не могло. Теперь было несколько посвободнее, но и у ворот, и по углам у стен парка дежурили вооруженные часовые. Шутка ли, здесь помещалась Чрезвычайная комиссия по борьбе с басмачами в окрестностях Бухары во главе с ее председателем Асадом Махсумом! Если даже муха залетит, крылышки спалит; серна забежит — копыта сгорят. Народ не зря стишок сочинил:
Выйдешь в горы на рассвете,
Там тебя тащит ветер.
В сад войдешь, а там Махсум
Пустит пулю, в лоб твой метя!
К счастью, дежурным оказался Орзукул со своими подручными. Они знали сына Сайда Пахлавана Мирака. Мальчик подошел к ним, вежливо поздоровался, спросил, как полагается, о здоровье, потом сказал, что пришел с сестрой к отцу по неотложному делу, нужен его совет…
— Ну, если дело важное, проходите, — разрешил Орзукул, — для детей Пахлавана парк Дилькушо открыт.
Мирак и Фируза не заставили приглашать себя дважды. В парке было сколько служебных зданий; Мирак знал, что отец работает в подвале, под суфой. Вместе с Фирузой он прошел туда. Сайд это время отвешивал повару рис.
— Здравствуйте, отец, — сказал подросток. — Вот мы пришли… дело есть…
— Здравствуйте, здравствуйте, — приветствовал их Пахлаван, бросив удивленный взгляд на женщину в парандже. — Присядьте, добро пожаловать! Я скоро…
— Сколько гостей ожидается? — спросил повар.
— Человек десять, наверное. На всякий случай готовь побольше. Повар унес мешок с рисом, и тогда Фируза приподняла немного чашмбанд.
Сайд был потрясен.
— Фируза! — невольно вскрикнул он.
Затем, подойдя к ней поближе и понизив голос, спросил:
— Зачем вы пришли?
— Хочу узнать, что с Асо. Если его не освободят, пусть арестуют и меня!
Сайд Пахлаван огляделся по сторонам, потом, объяснив, что нужно выплеснуть спитой чай, вышел во двор; увидел, что поблизости никого нет, вернулся успокоенный и сказал:
— Очень много дел было в последние дни, я не мог урвать и часу, чтобы съездить в город, но об Асо я заботился все время. Мне известно, что ему ничего не грозит. Махсум обещал большому человеку освободить Асо, да все не было времени заняться этим, разъезжал — то в Вабкент, то в Зандани… А тут еще возня с курбаши Джаббаром. И у меня голова кругом идет, не напомнил ему об Асо.
— А что делает Асо, где он?
— Он там, в малом дворике… С ним еще один молодой человек из Зираабада. Его никто не трогает, не теребит… И кормят хорошо, я проверяю…
— Да все равно в неволе! Наверное, похудел, горюет…
— Уж не без этого, особенно когда нас вспоминает. Я как могу утешаю…
— А что с Ойшой? Как она? Сайд Пахлаван махнул рукой:
— Ойша? Здравствует и, кажется, вполне счастлива… Что ей сделается?
— Не может быть! Не верю!
— Пойдите к ней и убедитесь. Цветет…
— Ойша?
— Да, да, Ойша, та самая, племянница моего друга Хайдаркула.
Фируза онемела от изумления. А Мирак, с интересом рассматривавший мешки с рисом, сахарным песком, мукой, горохом, заполнявшие подвал, вдруг бойко сказал:
— Хотите, тетушка, я провожу вас на женскую половину к тетушке Ойше?
— Ты что-то очень расхрабрился, своевольничаешь, — проворчал Сайд Пахлаван.
Паренек погрустнел.
— Разве я что плохое сделал?
— Например, явился без спроса сюда…
— А уж это моя вина, — вмешалась Фируза. — Встретила его, попросила проводить. Шел он сердитый…