Двенадцать ворот Бухары - Страница 39

— Может, — сказала мать, и слезы потекли из ее глаз. — Он может сделать все что угодно… Да не допустит этого бог, но вероломный враг может так сделать, что человек света божьего невзвидит. Ты уже не молоденькая девушка, в твоем возрасте нехорошо без мужа. А может быть, с этим человеком ты найдешь счастье и успокоишься…

Оим Шо задумалась, потом встала.

— Ладно, давайте спать, утро вечера мудренее! Говорят ведь, что ночная забота днем покажется смешной. Может, солнышко рассеет наши печали.

— Хорошо, — сказала старуха, тоже вставая. — Я прочитаю намаз, а ты постели нам постель и ложись, дочка.

Старуха вышла во двор. Ночь была темная, но все небо в звездах. Огонек коптилки мерцал в проходе.

Оим Шо прибрала в комнате, постелила две постели, легла на свою и задумалась, стала сама себя разжалобливать. В мире-де не было никого несчастнее нее! У Лейли был Меджнун, они любили друг друга чистой любовью. Какое это было счастье! Ширин любили двое, оба герои, они отдали ей свои сердца. Ширин с Хосровом была счастлива, а Фархад умер о г любви — как это прекрасно! Каждая девушка в Бухаре, каждая нищенка может иметь друга и быть счастливой по ночам… А она… ни зерно, им солома! Сердце ее кровью обливается, ждет друга и не находит. Ей бы юношу под стать, любимого, верного… Она пела бы ему газели, песни слагала бы, расцвела бы от любви к нему… Но где он? Где этот желанный возлюбленный? Она мечтала о розе, а наткнулась на шипы, жаждала мода, а получила яд. Она ждала стихов и ласковых слов, а услышала только оскорбления; сердце готово было раскрыться для любви, а на долю ему достались тоска и горечь… Она ждала революцию, надеялась, что жизнь переменится, но о переменах ничего не слышно. Неужели правду поэт:

Когда ковер судьбы сплетен из черных нитей,
И в Мекке вы его не отбелите!

В чту минуту вошла старуха и, услышав эти слова, произнесенные Оим Шо, сказала в ответ:

Достиг я милости Иосифа под старость,—
Так за долготерпенье мне воздалось.

Глава 5

Хайдаркул и Сайд Пахлаван от Мазарских ворот прошли на Ячменный базар и, миновав медресе Кукельташ, достигли входа в мечеть Магок Сайд Паклаван не увидел по пути никаких следов войны: улицы, базары, медресе и караван-сараи, хаузы и сама мечеть Девонбеги — все было внешне таким, как и до революции. Но лавки почти все были закрыты, да на улицах меньше народу.

Куда же подевались ваши лавочники? — спросил Сайд Пахлаван Все лавки закрыты щитами, а?

Если бы они были моими, все лавки были бы базар кипел бы Увы Это лавочники благородной Бухары. Они испугались революции, сбежались и попрятались в мышиные норы.

Разве новая власть запрещает торговать? А где же люди будут покупать то, что им нужно?

— правительство еще не запретило частной торговли. Объявлено, чтобы владельцы лавок занялись своим обычным делом. Но торговля с иностранцами будет в руках правительства. Лавочники могут закупать товары у государства, а потом продавать народу.

А само правительство разве не может открыть лавки?

— Откроет постепенно будет много государственных лавок… Потом кооперативные.

А это что такое?

— Люди сложатся деньгами, создадут общества — кооперативы И для своих членов будут привозить и продавать дешевый товар.

— А прибыль, что же, будут делить?

— На прибыль откроют еще лавки, снизят цены на товары.

— Это хорошо!

— Да, в будущем намечено много хороших дел. А пока надо с врагами покончить.

— Да ведь враги уже все уничтожены? Эмир убежал, другие попались в руки новой власти… Кто смеет поднять голову против нее?

— Есть еще всякие люди, есть друг! Ну, зайдем ко мне и побеседуем!

Они прошли под куполом Саррофон и направились к хаузу Рашид, к караван сараю, где торговали кожами Хотя на улицах и в торговых рядах не произошло заметных перемен, все же Сайд Пахлаван сразу почувствовал, что здесь все стало другим, словно сам воздух переменился. Повсюду развевались красные знамена, расклеенные везде лозунги звали людей к новой, свободной жизни. И на лицах у людей — особенно у молодых — победное и радостное выражение. Многие и одеты по-новому в куртки и шаровары, на рукавах у них красные повязки. Красный цвет так и горел вокруг Сайд Пахлаван почувствовал, что он сам словно начинает дышать воздухом революции, напоенным свежестью, чистотой и радостью. Этот воздух делал стариков молодыми, а молодым прибавлял силу.

Хайдаркул повернул к широкому подъезду, над воротами которого на цветном щите арабскими и русскими буквами было написано, по-видимому, название учреждения, а по обеим сторонам прибиты два красных флага. Сайд Пахлаван постеснялся спросить у Хайдаркула, что это за учреждение. Они вошли в комнату с деревянным полом; в глубине ее стоял большой стол, напротив него у окна стол поменьше и несколько стульев. Роспись стен и лепные украшения комнаты, большие и малые ниши были как при прежнем хозяине.

Хайдаркул прошел к большому столу, сел в кресло с подлокотниками, просмотрел бумаги, лежавшие на столе, прочел некоторые из них, потом обратился к Сайду Пахлавану, который все еще стоял, рассматривая комнату:

— Садись же, что ты стоишь?

— Это дом какого-нибудь бая, наверное? — спросил Сайд Пахлаван.

— Да, это был дом крупного скупщика каракуля. Ну, рассказывай, как твои дела, как здоровье?

— Здоровье, слава богу, неплохое… А дела…

— Кошелек пустой?

Трудно жить?

— Лучше и не спрашивай, друг. Думал, в этом году освобожусь от долгов, да, кажется, не выйдет это.